Название: Rainbow Highway
Автор: Mark Cain
Размер: мини, 2172 слова
Пейринг/Персонажи: ОМП — антропоморфные крысы
Категория: слэш
Жанр: rat-road-story
Рейтинг: R – NC-17
Предупреждения: потенциально триггерные темы
Примечание: персонажи являются совершеннолетними
— Бля. Кажется, мы едем не туда.
Серый ударил по тормозам так резко, что Зефира мотнуло вперёд и затем стукнуло затылком о спинку сиденья. Спросонок он замахал лапами и вцепился в ручку над дверцей.
— Серый, — осторожно напомнил он. — Здесь нет никаких «туда» и «не туда». Только «вперёд» и «назад», мы это уже проходили.
— Да ну нахуй, я чувствую себя крысой, бегущей по трубе.
— Давай я поведу?
Серый хлопнул дверью и закурил, дожидаясь, пока Зефир, пыхтя и ворча, что салоны автомобилей проектировали из расчёта на куклу Барби, перебирается на водительское сиденье и регулирует длину руля.
— …И ремни слишком короткие.
— Зефир, ты сам себе подушка безопасности.
У Серого бывали такие кры… кризисы. Когда он смотрел вдаль, выпуская струйки дыма между выщербленными рыжими резцами, и задавался вопросами бытия: кто он, откуда пришёл и есть ли что-то выше, чем люди, в руках которых он был просто игрушкой. Зефира интересовали вопросы более приземлённые — такие, как режим питания.
— Серый, смотри, впереди заправка.
— Мы заправлялись двадцать минут назад, — Серый продрал глаза, зевнул во всю пасть и покосился на то, как сиам пытается сфокусироваться на знаке парковки. Ещё не так давно он утверждал, что красноглазым водить нельзя, но сменять его за рулём всё равно было некому, да и встречных машин не попадалось…
— Я хочу пончик.
— А я хочу бросить спичку в бензобак и посмотреть, что получится. Желания надо сдерживать, копчёный, они ведут к страданиям.
— Серый, у меня метаболизм.
— Ожирение у тебя. Слово умное выучил, надо же… мета… метафора… мать твою, постмодерн, — бормотал Серый, подбирая под себя лапы и сворачиваясь клубком.
Зефир прошлёпал босыми пятками по пушистой придорожной пыли. И уже не удивился, что на парковке не было ни одной живой души — как и на всех прошлых. Сиам даже не знал, надеется ли он встретить других крыс, кроме Серого, или боится. Серый был свой, он предложил подвезти, когда Зефир брёл вдоль трассы, сам не зная куда. Серый не спрашивал лишнего, хотя и с ответами у него тоже было хреново.
Своего имени Серый не называл. Зефир думал, что наверняка это было какое-нибудь смешное и дурацкое имя — люди любят смешные дурацкие имена, вроде «Пончика» или «Орешка». Ещё Серый считал, что у него в роду были пасюки — может, прабабушка или хотя бы пра-пра-прадедушка.
— Вот тебе сколько было, когда ты… ну… оказался здесь? — вопрошал однажды Серый, тыкая Зефира загнутым когтем в складчатое пузо.
— Двадцать восемь, — насупившись, отмахивался Зефир. — Месяцев. Почти.
— А пасюки умирают, когда им восемь. Зато свободными! — Серый мечтательно скалился, и резцы у него при этом шуршали, верхние о нижние, и наоборот. — Живут быстро. Ярко. Вспыхнул — и погас…
Зефир следил, чтобы Серый в такие моменты был подальше от бензобака. На всякий случай.
— А я не хочу быть свободным, — шептал Зефир себе под нос. — Я домой хочу.
На самом деле это были запретные слова — «умирать» и «домой». К первому Серый относился более философски, но Зефир вспоминать не хотел. Зато услышав в первый раз второе, Серый сначала долго смеялся, а потом выкурил целую пачку, одну за одной.
В конце концов, всё равно некому было им подсказать, где начиналась эта трасса и где заканчивалась. Только в часы после рассвета, когда они оба спали, Зефиру изредка мерещилось сквозь сон, будто кто-то проносится мимо на высокой скорости, обдавая его шерсть ветром и светом, — но, открывая глаза, он вновь видел лишь соломенно-жёлтую степь, простиравшуюся по обе стороны от дороги до самого горизонта.
А ещё Серому иногда снились кошмары — он верещал «Нет, нет, нет!», стучал зубами, и шерсть на нём вставала дыбом, делая его похожим на колючий шар. Тогда Зефир тормошил его, укладывался сверху, и Серый успокаивался.
После таких снов Серого посещали восхитительно безумные идеи, например:
— А что если ехать не вдоль, а поперёк?
~~~
Как-то раз они сидели на багажнике, свесив лапы, и смотрели вверх: Серый — ссутулясь, исподлобья, Зефир — запрокинув голову, почти полулёжа. В степи было светло от звёзд и от неровной, как надкусанное печенье, луны, а трава казалась серебряной.
— Серый, — окликнул сиам. — Ты когда-нибудь видел столько огоньков… раньше?
— Я и неба-то не видел.
— А я видел… когда сидишь на подоконнике, а они тянутся далеко-далеко, такие жёлтые, круглые…
— Это фонари, дебил.
— А вот и нет, это звёзды, — упрямо возразил Зефир. — А это правда, что там, на звёздах, живут крысы?
— Неправда. Звёзды горячие.
Зефир оторвался от созерцания звёзд и с уважением посмотрел на Серого.
— Ты чего такой умный? Всё-всё знаешь. Даже про звёзды.
Серый криво усмехнулся. Догорающая сигарета в его зубах тоже была огоньком — красным, живым, шевелящимся и горячим. Зефир задумался о том, кто зажигает такие же огоньки в чёрном, холодном и сыром небе, и почему-то ему представился Серый, который, матерясь, чиркает спичкой о замусоленный коробок. Серый тем временем тщательно смял окурок в когтях, бросил его в траву мерцающей дугой и тоже посмотрел на Зефира — с каким-то странным выражением на морде.
— Копчёный, а ты чего такой красивый?
Зефир опешил и заморгал. Вообще-то он всегда считал красивым Серого — длинного, жилистого, с широкой холкой, с горбинкой на носу. Сам Зефир, круглый, щекастый и лопоухий, из всех животных, которых видел в жизни по телевизору, был готов идентифицировать себя скорее с хомячками.
Тогда они впервые поцеловались — ну, то есть как поцеловались: Серый вдруг повалил Зефира на обе лопатки прямо на багажнике, навис сверху. Багажник жалобно скрипнул, Зефир пискнул от неожиданности, болтая пятками в воздухе и уперев ладони в грудь Серого.
— Серый, ты чего?..
— Вот только не говори мне, что ты ни разу… — взгляд Серого сделался ещё более странным, а хватка ослабла, и Зефир почувствовал, что ему почему-то совсем не страшно.
— Нет, Серый, ты первый. В смысле, ты первая крыса… То есть, я жил один. Раньше. Всегда.
Серый судорожно вздохнул. Зефир потянулся к нему.
Сперва они соприкоснулись вибриссами — и Зефир с удивлением ощутил, что Серый подрагивает от волнения так же, как он сам; затем столкнулись резцами. У Серого был непривычный, горький вкус табака — и более знакомый привкус чего-то как будто лекарственного, а может, показалось. Целоваться Зефиру понравилось — это было несложно, почти как пить из поилки, только вкуснее.
Потом он снова лежал, прижавшись к тёплому боку Серого, и смотрел, как из-за горизонта, ничем не заслоняемое, расплывчатым блинчиком высовывается любопытное солнце, похожее на испачканный порфирином нос.
— Серый, а что Радуга существует — это правда?
Серый красноречиво фыркнул, встопорщив усы.
— Слушай, Серый, я понимаю, что ты сторонник научного подхода, и вот это всё… Но что если это — действительно Радуга? И мы по ней едем?
— Если бы это была она, — мрачно проговорил Серый, — здесь было бы не протолкнуться.
— Ты думаешь?..
— Знаю. Ложись спать.
~~~
Это даже доставляло некоторые неудобства — когда Серый дорвался до взаимности. Зефир никогда не спрашивал его о возрасте, но выглядело это как самый что ни на есть гормональный пубертат: Серый мог сидеть с очень серьёзным видом, возможно — даже считая в уме мышей, но затем не выдерживал, подскакивал как ужаленный и принимался выкусывать Зефира. Самым сложным в такой момент было вовремя отрулить на обочину, особенно если за рулём был сам Серый.
С каждым разом Серый увлекался всё больше и спускался всё ниже, так что однажды Зефир не на шутку испугался и закричал:
— Осторожней с зубами!..
Но Серый был осторожным, очень осторожным — и в то же время требовательным и жадным; по-другому он, кажется, просто не умел. О происхождении его талантов Зефир тоже не спрашивал, но Серый мог отсосать ему досуха и даже не запыхаться.
Зефиру было немного неловко, что он ничего не умеет, но Серого это, похоже, не заботило вовсе. Он зарывался носом в сливочно-белую шерсть, забавно сопел от удовольствия и был мастером неуместных комментариев, например:
— Зефир, ты свои яйца видел? Они тоже копчёные.
— Видел, конечно, я же не настолько толстый, чтобы…
— А ты знаешь, что для копчения яиц нужны щепа, чай и сахар?
— Серый, пожалуйста!..
Зефир дрожал всем телом, голос становился каким-то тонким, как у крысёнка, и он ничего не мог с собой поделать — грубоватые человеческие ласки не шли ни в какое сравнение с тем, что творил Серый. И как-то очень удачно Серый спросил, готов ли Зефир зайти ещё дальше, именно когда тот был растаявшим, как забытая на солнце шоколадка, и просто не мог ответить Серому «нет», даже если бы он предложил затолкать орех в электрическую розетку. (Как хорошо, что в степи не было ни розеток, ни проводов.)
Серый принялся его вылизывать, это было довольно щекотно, и Зефиру всё хотелось спросить, что будет дальше, но Серый как-никак был занят. Оставалось только расслабиться, прикрыть глаза, и лишь когда под хвост упёрлось твёрдое и горячее, до Зефира наконец дошло.
— Серый… А что если это — неправильно? То, что мы делаем?
— Зефир, ты — крыса. Откуда у тебя в голове столько человеческого дерьма?
Зефир смутился было, но тон Серого был какой-то сочувствующий.
— Ну… а как же ухаживания и вот это всё?..
— А?
Серый даже уши прижал — таким растерянным и беспомощным Зефир его ещё ни разу не видел. Да ему и в голову-то не приходило, что Серый может считать себя в чём-то неопытным или неуверенным, — настолько привык, что Серый решает все проблемы.
— Не парься, Серый, просто продолжай…
Больно не было. То есть — почти, но это стоило того. Серый был в нём — и всё существо Зефира выгибалось и трепетало, подчиняясь движениям крепкого члена Серого, как будто внутри сиамской оболочки поселилась бьющая крыльями стрекоза. На раздвинутом заднем сиденье было тесно, Зефир упирался макушкой в дверцу, Серый подпирал затылком потолок, но снаружи, как назло, недавно прошёл дождь — из открытых окон одуряюще пахло мокрой пылью и остывающим асфальтом, внутри остро и будоражаще пахло Серым. Зефиру казалось, что ещё немного — и он расправит крылья, царапая ими обшивку и стекло.
— Ты — мой наркотик, Зефир, — рычал Серый, ударяя сильными бёдрами, и у Зефира темнело в глазах, а в этой темноте распускались лилиями радужные лучи. — Ты моя грёбаная наркота.
— Я — кто?.. — выдохнул Зефир. Он не понял, но слово ему понравилось, и он решил, что это что-то из пасючьего уличного слэнга и наверняка обозначает нечто очень для пасюков притягательное, вроде мёртвого голубя.
Зефиру тоже хотелось как-нибудь назвать Серого, но в голову лезли пончики, кукурузные снэки со вкусом пиццы, мармеладные мишки, и всё это даже близко не отражало того, как ему было… сладко. Да, именно сладко от разливающегося под шкурой жара, покусывающего быстрыми мурашками, парализующего волю. Поэтому он просто стонал, подавался навстречу и надеялся, что Серый поймёт, как Зефиру с ним хорошо и какой он, Серый, всё-таки потрясающий.
Зефир даже не заметил, как всё закончилось. Очень быстро, и в то же время вечность спустя. Ещё несколько тягучих секунд он не помнил, что умеет говорить, да и не понимал, зачем люди выдумали такую сложную речь, которая только мешала им разобраться в себе и друг в друге. Ему сейчас хватило бы одного-единственного слова, в котором было бы всё: и запах сигарет Серого, и чуть хриплое дыхание Серого, когда тот мирно спал, обняв его лапами и хвостом заодно, и то, как страсть Серого словно выворачивала его той изнанкой, где он был не нелепым зверьком, а чем-то большим. Чем-то воздушным и невесомым.
— Серый… Я хочу назвать тебя по имени. Очень хочу.
Серый молчал. Зефир сфокусировался, близко заглянул в его чёрные глаза-угли.
— У меня нет имени. Только номер, — сказал Серый негромко. И добавил каким-то чужим, сухим как старая плёнка голосом, отсекая каждое слово: — Образец. Номер. Четыреста. Пятьдесят. Семь.
Зефир вновь понял не всё, но вздрогнул от внезапно продравшего холода и обнял Серого крепче, поглаживая там, где под жёсткой шерстью между лопаток был небольшой шрам.
~~~
— Всё, бля. Вылезай, приехали. Дорога кончилась.
Зефир уже привык, что Серый резко тормозит, когда устаёт смотреть на бескрайнюю дорожную ленту сквозь пыльное лобовое стекло, и потому не удивился и даже не сразу открыл глаза.
— Погоди, сейчас я… — пообещал он, потирая лапами глаза и нос.
— Нет, ты посмотри. Она правда кончилась.
Серый вышел на краешек асфальта перед носом автомобиля, и Зефир, провозившись с ремнём, последовал за ним.
— Может, это… мираж?
— Ты где таких умных слов нахватался? — машинально огрызнулся Серый.
— В одном мультике видел. Про пиратов.
Казалось, дорога обрывалась над пропастью, как половинка недостроенного моста, а пропасть была наполнена и снизу, и сверху плотным бесцветным туманом, похожим на мякоть экзотического фрукта. Воздух вокруг акварельно мерцал всеми оттенками спектра: рассветным красным, лимонно-жёлтым, свежей зеленью, снежной синевой. Зефир вертел головой и моргал, но мир никак не проявлялся и не становился чётче — будто палитру бросили, так и не решив, что нарисовать.
— И куда дальше? — спросил он почему-то шёпотом.
— Вперёд, — Серый пожал плечами. — То есть, наверное, обратно. Не могло же это продолжаться вечно.
Зефир не стал спорить. Серый всё знал, даже про звёзды. Знал, как правильно. Если он говорил, что больно не будет, — значит, он не обманывал. Почти.
Зефир взял его за лапу. Серый сжал его пальцы.
— А может ли там быть такое место, где крысы живут… не поодиночке? — робко спросил Зефир, вглядываясь в неподвижную глубину тумана.
— И где их при этом не бьют током, когда они ошибаются в решении задач, — глухо добавил Серый. — И не кормят пончиками. Да нет, должно быть, это фантастика.
Помолчали. В переливающемся воздухе не было эха, не было и других звуков. Как во сне, когда пора бы уже проснуться.
— Значит, возвращаемся? — Зефир посмотрел на Серого. Оборачиваться на трассу не хотелось, откуда-то он знал, что она сейчас тает, распадаясь на чистые цвета: из тёмного асфальтового выламываются межзвёздная чернота и индиго, травы растворяются оранжевыми прожилками в молочной белизне.
— Возвращаемся.
— Давай вместе?
— Конечно, вместе.
Они шагнули вперёд одновременно. Асфальт под лапами упруго пружинил, цвета сделались ярче. Запахло салфетками и детским мясным пюре.
В разных домах родились очень разные крысята — агути и сиам. Обнулился счётчик пробега — и снова защёлкал, отсчитывая время до новой встречи.